Пятая скрижаль Кинара [=Принц вечности] - Михаил Ахманов

И сказал Хитроумный Одисс:

– Вот третья из книг, Книга Мер; и прочитавший ее узнает, что есть мера всему, длинному и плоскому, тяжкому и легкому, жидкому и твердому, горячему и холодному, долгому и краткому. Но меры эти нельзя прикладывать к людям, ибо бывает так, что невысокий и легкий плотью на самом деле велик и умен, а рослый и могучий - ничтожен и глуп. Иные меры есть для человека, и первая из них - совесть, вторая - мудрость, а третья - удача. Есть и другие; но тот, кто совестлив, мудр и удачлив, разыщет их сам. Читайте и размышляйте над этими истинами!

И сказал Арсолан, Светлый, Справедливый:

– Вот четвертая книга, Книга Тайн, вот начало ее, написанное золотыми письменами; и говорится в начале, что есть бог, и что - человек, на чем зиждется мир, как связаны разум и плоть, прошлое и будущее, доброе и злое. Все это тайны, великие тайны, которые не постичь легковесным умам; но желающий окунуться в водоем мудрости будет размышлять над ними и узрит истину. Ибо тень истины длинна!

И сказал Сеннам-Странник, Повелитель Бурь и Ветров:

– Вот четвертая книга, Книга Тайн, вот конец ее, написанный синими письменами; и говорится в конце, сколь велик мир, и какие земли лежат к югу и к северу от Юкаты, и за океанами, что простираются на восход солнца и на его закат. И здесь тоже есть тайны, над коими положено размышлять, ибо не все увиденное глазом, не все услышанное ухом - истина; истина бывает столь велика, что ее не обозреть с помощью чувств человеческих. Мир ваш шарообразен, но кажется вам плоским; звезды велики, но видятся крошечными огоньками; камень состоит большей частью из пустоты, но кажется твердым и непроницаемым; зрите вы блеск молнии, но не дано вам заметить невидимых стрел, что летят вместе с ней в пространстве. Все это тайны, великие тайны, и будут раскрыты они в свой срок, не раньше, но и не позже! И в том тоже истина!

Сказав так, Шестеро подняли руки и освятили храм, дабы стоял он твердо и крепко, и никто не нарушил единства слов и камней, ларца и содержимого; ведь храм есть ларец, а содержимое - скрижали завета, оставленного богами.

И было их четыре, и назывались они Чилам Баль.

Глава 7. Месяц Плодов, День Керравао. Юката, Храм Вещих Камней

Мир будет принадлежать людям. Возьмут они

земли и воды, и богатства равнин и гор,

и сокровища недр; станут властвовать над жаром

и холодом, над великим и малым, над светом

и тьмой, над живым и мертвым, над созиданием

и разрушением. Я, Мейтасса, сказал: так будет!

Мир будет принадлежать людям - в том случае,

если они не погубят его!

Книга Пророчеств, Первое Откровение Мейтассы

"Хасс" пылал посреди цоланской гавани, подожженный громовыми шарами с атлийских галер.

Горели его мачты - упругая кела, высокая стройная таби, крепкая чу; в смертной муке корчились канаты, рушились лестницы, чернели и осыпались прахом алые паруса; боевые башенки на носу и корме распустились пламенными лепестками, как гигантские яркие цветы; стрелковый помост уже обратился в прогоревший костер, корпус из дуба потемнел и обуглился, розоватые палубы были залиты кровью, балансиры сбиты, носовой таран погнут, боевые знаки сожжены… Но корабль еще огрызался огнем, еще рычал, как умирающий, но непокорный зверь; у четырех стволов из двенадцати еще суетились бойцы, и раскатистый грозный голос "Хасса" перекрывал временами гул и грохот атлийских метателей. Он казался сейчас морским змеем, неукротимым и бесстрашным, загнанным к берегу акульей стаей; но он не желал спасения, не уходил в море, не бежал от яростных клыков - он дрался. Сквозь дым и пламя с палуб его летели стрелы, били снопы огня и доносился - все тише и тише - боевой одиссарский клич и резкий протяжный вопль горна. Но зов сей не был ни просьбой о помощи, ни мольбой о пощаде, а лишь знаком, что "Хасс" еще жив, что жерла метателей не пусты, и есть кому натянуть самострел и бросить дротик. "Хасс", рукотворный морской змей, исполнял свое предназначение - сражался и погибал, отличаясь в том от настоящего морского змея; ведь они, владыки пучин, не защищают городов и берегов.

Печаль сжимала сердце Дженнака. Его корабль, его алый сокол, прилетевший из Бритайи, его гордость и слава!.. Конь, пронесший его по водам, оседлавшая ветер стрела, покоритель бурь со стройными мачтами и красными парусами!.. Ягуар, схватившийся с ураганом, колыбель, навевавшая тихие сны… Его корабль!.. Его люди!.. Бриты и одиссарцы, стрелки и мореходы, мастера течений и ветров, рулевые и навигаторы!.. Его люди, его воины! Они гибли, а он, их вождь, стоял на каменных ступенях храма и глядел на их смерть, на погребальный костер, пылавший в гавани Цолана, за широкой и длинной Торговой площадью, за пирсами и причалами, за испуганной стайкой купеческих суденышек, безлюдных и сбившихся у берега темной кучей…

Он стиснул зубы и запел песню без слов, Прощальный Гимн, каким провожают павших в бою. Ирасса, по левую руку от него, подхватил мелодию, потом запел Уртшига, раскачиваясь и отбивая ритм обнаженным клинком, потом - Амад, сменивший лютню на тяжелый боевой топор, потом другие воины, копьеносцы, опустившиеся на колени в первом ряду, и стрелки, стоявшие во втором. Еще выше, на террасе и у самого входа в храм, толпились молодые жрецы в коричневых и серых одеждах, с дротиками и дубинками, разысканными неведомо где, и десяток храмовых стражей, по виду тайонельцев и арсоланцев. Они тоже пели, и Гимн, печальный и грозный, летел к морю и к атлийским кораблям словно вызов на бой.

Уже двенадцать галер прорвались к причалам, и с них, сминая воинов Чичен-те, потоком стремились тасситы. Столько же пошли на дно или горели, разбитые и подожженные снарядами "Хасса"; на месте затонувших судов плавали весла, обломки рей и мачт с цеплявшимися за них людьми, а с борта горевших кораблей то и дело срывались в воду огненные клубки, и каждый был отлетавшей в Чак Мооль жизнью. Остальные шесть галер вели перестрелку с "Хассом", не пропускавшим их к берегу, и было ясно, что три из них обречены. Пакити любил крепкое вино и не любил нарушать приказов; если сахем велел потопить половину атлийцев, то половина и будет потоплена. На глазах Дженнака одна из галер вдруг вспыхнула синим огнем, и над бухтой раскатился оглушительный грохот: видно взорвались бочонки с громовым порошком. И тут же откликнулся "Хасс" - его горн пропел победную ноту, смолк, и четыре уцелевших ствола выплюнули дымное рыжее пламя.

Прощальный Гимн отзвучал. Амад, стоявший у Дженнака за спиной, молился - то на бихара, то на одиссарском, то на бритском, призывая поочередно милость Митраэля, грозного Коатля и Куула; всем им полагалось принять павших в свои чертоги, омыть их раны волшебными водами, поднести вина забвенья, дабы умершие не так горевали о детях, родичах и друзьях, покинутых ими на земле. Некоторое время Дженнак слушал эту странную молитву, потом сказал:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});